Я уже перепощивал из чужих публикаций известную самиздатовскую пародию Зиновия Паперного на роман выдающегося советского писателя Всеволода Кочетова «Чего же ты хочешь?» Но вот этой пародии на тот же роман (с легкими пинками в адрес Ивана Шевцова) в сети не было.
Сердечно благодарю незнакомого мне Михаила Никольского за присланный текст. Я только изменил типографику и исправил несколько орфографических и пунктуационных ошибок (может быть, и зря).
Осталось только отыскать пародию Смирнова на Семена Бабаевского под названием «Кавалерский бунт».
С. С. Смирнов
Чего же ты хохочешь?
1
Граф положил графинчик на сундук. Графинчик был пуст, как душа ревизиониста.
— Выпить бы… Да разве в этой Италии достанешь! — подумал граф. Через окно он с ненавистью посмотрел на пестрые витрины магазинов, на отвратительное море, на неровные горы, беспорядочно поросшие мрачными пальмами и еще какой-то дрянью. Крикливая мелкобуржуазная толпа катилась по грязной улице в погоне за наживой. За углом в переулке шла обычная классовая борьба — кто-то кричал: «Акулы!» На душе у графа было triste* (*triste — по-итальянски обозначает «печально». Прим. автора.)
Русский граф Вася Подзаборов, скрывая службу в СС, жил под именем Базилио Паскуди. Сын царского сановника, камергера или камертона, он был искусствоведом, но в связи с безработицей содержал публичный дом.
Вошел бывший унтероберфюрер СС Клоп фон Жлоб.
— Слушай сюда, граф, — сказал он на германском языке. — Сгоняем в Москву! Ксиву дадут и три косых стерлингами в лапу.
— Опять шпионить против первой в мире страны социализма? — застенчиво спросил граф.
— Ан вот уже и нет! — по-итальянски воскликнул фон Жлоб. — Будем шебаршить идеологически. Разложение населения путем внедрения буржуазного мировоззрения.
— Ну, тады еще ничаво, — согласился граф. — А не пымают, пока внедрим?
— Тю, лопух, — уже по-английски сказал фон Жлоб. — В Москве вся интеллигенция заражена нашим тлетворным западным влиянием. Один только есть… Писатель! Железнов по фамилии. Ух, зараза, доннер-веттер* — выругался он. (*Обычная немецко-фашистская матерщина).
2
В Москву приехали вчетвером. Вместе с Паскуди и фон Жлобом агентство «Недейли Ньюс» послало специалистку по антисоветской литературе Порцию Виски, алкоголичку и наркоманку, дочь белоэмигрантки княгини-проститутки и турецкого контрабандиста. Четвертым был фотограф-порнограф Билл Морд, который снимал голых женщин в картинных галереях и спекулировал голландским джином и техасскими джинсами,
Вскоре иностранных гостей пригласил к себе на обед поэт Онуфрий Христопродаженский. Он округло окал, говорил собеседнику «сударь» и воровал в церквях старинные иконы. Кроме того, он был экзистенциалистом и гомосексуалистом, имел подпольный абортарий и, по обычаю московских писателей, занимался скупкой краденого. Обедали у Онуфрия также сын расстрелянного полицая художник Стеаринов, писавший портреты иностранных шпионов, и его жена Липочка, в двухлетнем возрасте проживавшая на оккупированной территории и имевшая родственников за границей. За столом сидели еще два-три бывших пленных, отсидевших в войну в лагерях уничтожения, и несколько напрасно реабилитированных врагов народа. Говорили о литературе.
— «Октябрь» и «Огонек» — отвратительные органы, — ораторствовал Онуфрий.
— Оголтело ортодоксальные оба! Орут оглушительно. Околпочивают обывателя. Обожаю обывателя! — откровенно объяснил он. Порция Виски вылила в залепленный помадой рот братину водки, закурила опиум и, поглаживая под столом узловатое колено Онуфрия, спросила: «А что вы думаете о Железнове?» — «Оглоблей бы огреть», — озлобленно ответил он. — «Ошалелый обалдуй!» Порция ущипнула его за дряблую ляжку и захлопала в ладоши. Художник Стеаринов и враги народа одобрительно закивали. Билл Морд захохотал, выплевывая на скатерть жевательную резинку, а граф Вася, русский в душе, вдруг почувствовал неприязнь к Онуфрию и теплую симпатию к незнакомому Железнову.
3
Лежа на тахте, Уя переводила уругвайский роман на перуанский язык. Потом позвонил ее друг, револьверщик 6-го разряда, и пригласил на лекцию «Интегрально образованные компоненты ЭВМ».
— Кстати, там будет писатель Железнов, — сказал он. — Я хочу вас познакомить. Вы не читали его романа о бдительности? Называется «Братья Ежовы». Исключительно жизнеутверждающая штука! Сильнее, чем «Фауст» Гете! А его повесть «Вошь» о творческой интеллигенции издана в Китае тиражом в сто миллионов экземпляров. На втором месте после портретов Мао.
— Говорят, он сухой и желчный, — сказала Уя.
— Кто вам так говорил? Это пахнет троцкизмом! За такие разговорчики расстреливать надо, — добродушно возразил револьверщик. — Лаврентий Виссарионович Железнов у нас единственный писатель!
Уя пошла на лекцию и потом несколько часов гуляла с Железновым. Теперь она не могла думать ни о чем кроме него, «Он — удивительный, — думала она. — Как он сказал о писателе Хрюшкине — „Таких раньше сажали…“ — помолчал и добавил: — „На кол!“» И вздохнула мечтательно и грустно. А как умен! Как метко определил сущность Онуфрия Христопродаженского: «Пишет белые стихи на белой бумаге, белые грибы любит, белые рубашки и кальсоны носит. Он весь белый и ничего в нем красного нет!» И тут же, достав красный носовой платок, скромно высморкался. А когда она спросила, есть ли у него дача, Железнов также скромно, но твердо сказал: «Ненавижу частную собственность! У меня обыкновенная двухэтажная казенная дача!»
Она думала о нем до рассвета, а потом позвонила по телефону. — Лаврентий Виссарионович, — сказала она. — Если б Вы знали, какого я о вас мнения… — Какого, Уя? — нежно спросил он. Она не успела ответить — в трубке раздался треск. Это ревнивая жена Железнова, подслушавшая разговор, треснула его чем-то тяжелым по голове.
«Ужасно, — подумала Уя, — такой человек и такая жена… Ничего, он сильный, он выдержит, да и лоб у него, должно быть, твердый.»
4
Подрывную работу среди творческой интеллигенции Порция Виски вела в постели. В промежутках между поцелуями она успевала подсказать молодому поэту сомнительную рифму, уговорить художника писать не маслом, а маргарином, композитора — сочинять музыку только в тональности «ми-минор», а критика — подбить на статью, шельмующую Железнова.
Работы было много, и она не успевала одеваться. Последним в ее постель попался крупный писатель для детей младшего возраста. Он обещал ей организовать подпольную выставку картин Стеаринова в детских яслях «Бяка». Мысленно Порция уже сочиняла статью под названием «Юные москвичи радостно приветствуют мрачное творчество Стеаринова».
Узнав о выставке, Уя позвонила Железнову и поехала с ним к художнику. Зорко и наблюдательно просмотрев картины Стеаринова, Железнов открыл его ящик с красками. «Не тот колер Вы даете, Стеаринов, — прямо сказал он, — не те краски выбираете. Ламповая копоть! Лампа, прежде всего, что дает людям? Свет! А Вам ее копоть понадобилась. Сажа, да еще голландская! Разве у нас нет своей сажи? Что Вы лезете за ней в капиталистическую Голландию?! Наша сажа гораздо светлее. Мой вам совет — выбросьте в помойку и сажу и копоть. Почему Вы не берете других красок? Вот… берлинская лазурь. Не бойтесь, это наша, демократическая восточноберлинская лазурь. Она не из Западного Берлина. У нее светлый и теплый тон. Охра золотая! Бриллиантовая, желтая! Вы прошли мимо них и обеднили свою палитру!»
Стеаринов слушал, пораженный до глубины своей измельчавшей души. «Железнов прав, — думал он, — как я мог не заметить этих красок!» «А что Вы думаете о выставке?» — спросила Липочка. «Зачем это?!» — сказал Железнов. — «Дети ясельного возраста еще не окрепли идеологически. И это будет использованно вражеской пропагандой. А, может быть, и Пентагоном…» — добавил он, подумав.
Развязно вошла Порция Виски. Увидев Железнова, она злобно смутилась. «Господин Железнов! — воскликнула она сквозь зубы. — Вы не обиделись на меня за мои критические статьи?» Железнов пристально посмотрел в ее лицемерное лицо.
«Мисс Порция Виски! В одной статье вы назвали меня задиристым, в другой — „чересчур задорным“, в третьей писали о „заданности“ моего творчества. Анализируя эти эпитеты, я сразу заметил, что они начинаются со слова „зад“. Это вы пытались оскорбить и унизить меня. Но мой девиз: „Око за око, зад за зад“». И подняв руку на принципиальную высоту, он с широким русским размахом шлепнул Порцию пониже спины. Разоблаченно визжа, Порция выбежала. «Как находчиво, — восхищенно думала Уя, — так оригинально ответить на критику. Это совершенно новая форма идеологической борьбы!»
5
Железнов озадачил Порцию Виски так, что пониже спины у нее навсегда остался отпечаток его трудовой мозолистой руки И когда через два дня после этого Порция выступала со стриптизом на бюро творческого объединения московских критиков, цветная фотография этого отпечатка была опубликована в американском журнале «ЛАЙ» под заголовком «Рука Москвы». Порция Виски оказалась окончательно скомпрометированной и вынуждена была покинуть Советский Союз. Вместе с ней, боясь разоблачения, улетел эсэсовец Клоп фон Жлоб. Вскоре покидали Москву синьор Базилио Паскуди и Билл Морд, продавший всю жевательную резинку и жевавший кусок старой московской галоши. А бывший граф Вася с тоской возвращался в захолустную Италию, увозя на память только собрание сочинений Лаврентия Железнова.
Тем же самым самолетом с теми же книгами улетала Уя.
Она решила уехать из Москвы, чтобы сохранить от ревнивой жены дорогую ей голову Железнова, которая могла понадобиться ему для дальнейшей работы. Она летела в жаркие страны, чтобы чтением вслух сочинений Железнова быстро развивать слабо развитые народы.
Художник Стеаринов осознал и перестроился. Липочка записалась в кружок текущей политики при домоуправлении. И только Онуфрий Христопродаженский и другие московские писатели продолжают до поры до времени свою зловредную и гнусную творческую деятельность и по-прежнему не выбирают Железнова в свое правление.
6
Чего же ты хохочешь, читатель? Ну чего ржешь, спрашиваю? Знаешь чем это пахнет?.. Молчишь?? Ладно, мы с тобой по-другому поговорим.
